Взгляд с другой стороны
Jun. 12th, 2007 05:30 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
redisЖена о родах написала, теперь, стало быть, моя очередь.
Наслушавшись и наглядевшись на "рожавших" знакомых, я решил в самих родах не принимать участия, памятуя о своей привычке падать в обморок при виде врача и терять волю и разум при слове "скальпель". Сходив на скандинавское кино о родах, подумал, что более-менее разобрался в процессе и поддержу жену морально в предродовой палате, а потом уж пусть сама выкарабкивается. Или выкарабкивает, в данном случае.
Роды начались рано утром (или поздно ночью) в тот день, когда нам врачи это дело и обещали. За день до этого я стал счастливым обладателем нового телефона, поэтому до трех ночи сидел в Интернете, читал информацию по нему, качал и устанавливал программки и вообще делал вид, что завтра ничего не случится. Случилось! Поэтому на сон в эту ночь пришлись лишь пара часов.
Испуганный теми же рожавшими знакомыми, на машине заранее решил не ехать, чтобы от нервов не устроить какое-нибудь ДТП. Вызвали скорую, как и было запланировано. Испуганная жена не понимала распросов врача, поэтому он решил, что она русская, не знающая латышского, пытался с ней общаться на ломаном русском, чем меня всецело позабавил в дороге. Под гул сирены. Прикольно.
В приемной меня завернули обратно, потребовав наличия сменной одежды и тапок, которых у меня нет вообще - дома хожу босиком. Поэтому процесс водворения в палату я не застал, пошел искать тапки и спортивные штаны в ночном городе. Найдя штаны и тапки, поперся обратно в роддом, памятуя, что жена должна лежать в пятой палате. Уже не помню, почему я так решил - то ли она сама сказала, то ли в приемной сказали, то ли я глюк словил.
В приемной меня послали на центральный вход. На центральном входе злобный охранник сказал, чтобы я приходил к двенадцати дня, когда начнутся посетители. Или показал пропуск, который дают в приемной. Или шел нафиг. Но под влиянием моего аргументированного рассказа о том, что я ничего не понимаю в происходящем, но хочу попасть к жене, сжалился, пропустил без пропуска и послал на второй этаж. На котором пятой палаты не обнаружилось, зато обнаружилась седьмая. По-прежнему ничего не понимая в происходящем, я спустился обратно и попросил помощи у того же гварда. Он мне снова всецело помог, за что ему респект и уважуха.
Жену я нашел на том самом втором этаже, в самой последней комнате непонятного предназначения, больше всего похожей на кухню какого-нибудь пионерского лагеря - вся в кафеле, фанерная мебель советских времен, окрашенная казенной зеленой или белой краской. На стенах - пара приборов выпуска середины семидесятых. По скандинавским фильмам родильные помещения мне представлялись несколько иными. Пока я бродил в поисках тапок, процесс шел полным ходом и жена была уже близка к самому главному. Позвонили акушерке, с которой был заранее заключен договор, сообщив, что у нее появилась работенка. Акушерка пообещала появиться через 15 минут. И действительно, через 45 минут она подошла. Как раз к началу своей смены.
Объявив, что у нас все в норме, акушерка водрузила жену на родильное кресло или как-оно-там-называется, вывернула ее в позу "зю", выдала мне в руки пробку, обмазанную вазелином, объявив ее важным прибором и повелев одной рукой держать пробку у Инез на животе, другой - держать инезкину правую ногу, а третьей - поддерживать жене голову. В этот момент я понял, что буду принимать непосредственное участие в родах, а не просто поддержу ее морально через пару стен, как первоначально планировалось. Стиснув зубы, решил, что сделаю все от меня зависящее. В промежутках между обмороками, конечно.
Сказав: "дышите - не дышите, тужтесь - не тужтесь", акушерка нас покинула, уйдя принимать роды в другом зале. Время от времени она заходила и к нам, чаще всего потому, что забывала на столике телефон, а ей в очередной раз звонили. Забрав трубку, она обычно снова уходила через одну из дверей, реже оставаясь с нами и разговаривая по телефону тут же. При этом она успевала ругать жену за то, что та плохо рожает и "ребенку же тяжело, нечего о себе думать". После чего снова уходила с трубкой у уха.
Я героически продолжал прижимать вазелиновую пробку к пузу роженицы, подозревая, что это вроде какое-то устройство для измерения пульса у одного из этих двоих. Хотя показания прибора никого не интересовали, так как когда ритмичный стук сменился сплошным сигналом, испугался и вообще обратил на это какое-то внимание только я. Впрочем, в это время мы снова были лишь вдвоем.
В какой-то момент я понял, что роды придется принимать лично мне - жена продолжала тужиться, а рядом никого не было. Я лихорадочно восстанавливал в памяти все, что знаю про роды и с ужасом думал, что не знаю, что делать с пуповиной. Остальное меня пугало почему-то меньше. Мой лексикон совершал плавный переход от латышского литературного к русскому матерному. В очередное возвращение акушерки к ней подошла не то санитарка, не то просто уборщица, кто их разберет, и объявила, что к акушерке кто-то пришел и вроде как ее где-то ждет. После чего они старательно обсуждали это событие, попутно делая звонки и решая свои проблемы, а мы... а мы продолжали рожать. Моя роль состояла в держании все той же навазелиненной пробки, рук, ног и головы жены и регулярной подаче воды на попить.
На третьем часу мучений подошли врачи. Врач наконец-то начала объяснять, как надо было тужиться на самом деле (даже я понял и теперь, если что, не подведу). Два врача ухитрились подключить к процессу даже акушерку, что на мой взгляд, можно было сделать только позвонив в ЛМТ и отключив ее номер. Но они, вероятно, знали и другие секреты. Врачи, способные совладать с этой акушеркой, конечно же без проблем разобрались и с родами - уже через десять минут Йошка впервые увидел свет, был обтерт или помыт и водружен в специальный аппарат типа грилль, где маленькие дети лежат на кроватке под обычным обогревателем. К сожалению, я так и не подсмотрел, что же надо было делать с пуповиной, так что при случае не смогу принять роды именно по этой причине.
В родовом зале нам пришлось задержаться еще на четыре часа, в течении которых родившая и родившийся нагло спали, а я нарезал круги, так как присесть было некуда, и докладывал всем по телефону о Событии.
Через четыре часа нас отвезли в палату, оказавшуюся маленькой бетонной камерой два на три, с температурой внутри под тридцать градусов и черной толевой крышей под окном, чтобы ухудшить условия проветривания. Выданная мне раскладушка оказалась сломанной, так что спать пришлось на полу на матрасе. Но нам уже было все равно.
Вечером я выпил коньяка за здоровье своего сына.
P.S. В роддоме записали, что он родился в 12:15, 24 октября 2007 года...
Наслушавшись и наглядевшись на "рожавших" знакомых, я решил в самих родах не принимать участия, памятуя о своей привычке падать в обморок при виде врача и терять волю и разум при слове "скальпель". Сходив на скандинавское кино о родах, подумал, что более-менее разобрался в процессе и поддержу жену морально в предродовой палате, а потом уж пусть сама выкарабкивается. Или выкарабкивает, в данном случае.
Роды начались рано утром (или поздно ночью) в тот день, когда нам врачи это дело и обещали. За день до этого я стал счастливым обладателем нового телефона, поэтому до трех ночи сидел в Интернете, читал информацию по нему, качал и устанавливал программки и вообще делал вид, что завтра ничего не случится. Случилось! Поэтому на сон в эту ночь пришлись лишь пара часов.
Испуганный теми же рожавшими знакомыми, на машине заранее решил не ехать, чтобы от нервов не устроить какое-нибудь ДТП. Вызвали скорую, как и было запланировано. Испуганная жена не понимала распросов врача, поэтому он решил, что она русская, не знающая латышского, пытался с ней общаться на ломаном русском, чем меня всецело позабавил в дороге. Под гул сирены. Прикольно.
В приемной меня завернули обратно, потребовав наличия сменной одежды и тапок, которых у меня нет вообще - дома хожу босиком. Поэтому процесс водворения в палату я не застал, пошел искать тапки и спортивные штаны в ночном городе. Найдя штаны и тапки, поперся обратно в роддом, памятуя, что жена должна лежать в пятой палате. Уже не помню, почему я так решил - то ли она сама сказала, то ли в приемной сказали, то ли я глюк словил.
В приемной меня послали на центральный вход. На центральном входе злобный охранник сказал, чтобы я приходил к двенадцати дня, когда начнутся посетители. Или показал пропуск, который дают в приемной. Или шел нафиг. Но под влиянием моего аргументированного рассказа о том, что я ничего не понимаю в происходящем, но хочу попасть к жене, сжалился, пропустил без пропуска и послал на второй этаж. На котором пятой палаты не обнаружилось, зато обнаружилась седьмая. По-прежнему ничего не понимая в происходящем, я спустился обратно и попросил помощи у того же гварда. Он мне снова всецело помог, за что ему респект и уважуха.
Жену я нашел на том самом втором этаже, в самой последней комнате непонятного предназначения, больше всего похожей на кухню какого-нибудь пионерского лагеря - вся в кафеле, фанерная мебель советских времен, окрашенная казенной зеленой или белой краской. На стенах - пара приборов выпуска середины семидесятых. По скандинавским фильмам родильные помещения мне представлялись несколько иными. Пока я бродил в поисках тапок, процесс шел полным ходом и жена была уже близка к самому главному. Позвонили акушерке, с которой был заранее заключен договор, сообщив, что у нее появилась работенка. Акушерка пообещала появиться через 15 минут. И действительно, через 45 минут она подошла. Как раз к началу своей смены.
Объявив, что у нас все в норме, акушерка водрузила жену на родильное кресло или как-оно-там-называется, вывернула ее в позу "зю", выдала мне в руки пробку, обмазанную вазелином, объявив ее важным прибором и повелев одной рукой держать пробку у Инез на животе, другой - держать инезкину правую ногу, а третьей - поддерживать жене голову. В этот момент я понял, что буду принимать непосредственное участие в родах, а не просто поддержу ее морально через пару стен, как первоначально планировалось. Стиснув зубы, решил, что сделаю все от меня зависящее. В промежутках между обмороками, конечно.
Сказав: "дышите - не дышите, тужтесь - не тужтесь", акушерка нас покинула, уйдя принимать роды в другом зале. Время от времени она заходила и к нам, чаще всего потому, что забывала на столике телефон, а ей в очередной раз звонили. Забрав трубку, она обычно снова уходила через одну из дверей, реже оставаясь с нами и разговаривая по телефону тут же. При этом она успевала ругать жену за то, что та плохо рожает и "ребенку же тяжело, нечего о себе думать". После чего снова уходила с трубкой у уха.
Я героически продолжал прижимать вазелиновую пробку к пузу роженицы, подозревая, что это вроде какое-то устройство для измерения пульса у одного из этих двоих. Хотя показания прибора никого не интересовали, так как когда ритмичный стук сменился сплошным сигналом, испугался и вообще обратил на это какое-то внимание только я. Впрочем, в это время мы снова были лишь вдвоем.
В какой-то момент я понял, что роды придется принимать лично мне - жена продолжала тужиться, а рядом никого не было. Я лихорадочно восстанавливал в памяти все, что знаю про роды и с ужасом думал, что не знаю, что делать с пуповиной. Остальное меня пугало почему-то меньше. Мой лексикон совершал плавный переход от латышского литературного к русскому матерному. В очередное возвращение акушерки к ней подошла не то санитарка, не то просто уборщица, кто их разберет, и объявила, что к акушерке кто-то пришел и вроде как ее где-то ждет. После чего они старательно обсуждали это событие, попутно делая звонки и решая свои проблемы, а мы... а мы продолжали рожать. Моя роль состояла в держании все той же навазелиненной пробки, рук, ног и головы жены и регулярной подаче воды на попить.
На третьем часу мучений подошли врачи. Врач наконец-то начала объяснять, как надо было тужиться на самом деле (даже я понял и теперь, если что, не подведу). Два врача ухитрились подключить к процессу даже акушерку, что на мой взгляд, можно было сделать только позвонив в ЛМТ и отключив ее номер. Но они, вероятно, знали и другие секреты. Врачи, способные совладать с этой акушеркой, конечно же без проблем разобрались и с родами - уже через десять минут Йошка впервые увидел свет, был обтерт или помыт и водружен в специальный аппарат типа грилль, где маленькие дети лежат на кроватке под обычным обогревателем. К сожалению, я так и не подсмотрел, что же надо было делать с пуповиной, так что при случае не смогу принять роды именно по этой причине.
В родовом зале нам пришлось задержаться еще на четыре часа, в течении которых родившая и родившийся нагло спали, а я нарезал круги, так как присесть было некуда, и докладывал всем по телефону о Событии.
Через четыре часа нас отвезли в палату, оказавшуюся маленькой бетонной камерой два на три, с температурой внутри под тридцать градусов и черной толевой крышей под окном, чтобы ухудшить условия проветривания. Выданная мне раскладушка оказалась сломанной, так что спать пришлось на полу на матрасе. Но нам уже было все равно.
Вечером я выпил коньяка за здоровье своего сына.
P.S. В роддоме записали, что он родился в 12:15, 24 октября 2007 года...
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2007-06-13 06:54 am (UTC)На самом деле, я надеюсь, что это знание мне никогда-никогда не понадобится. Пироги должен печь пирожник, а сапоги тачать сапожник, кажись так.
Про акушерку Инезка более подробно изложила в своем журнале, ну и на berni.lv, говорят, поругалась. И хватит с нее